Оборотный город - Страница 74

— А ну стой, кто идёт?

— Свои, свои, – зачем‑то подтыкая подол, проворчала бабка. – Вперёд, Иловайский, не тяни, давай по‑быстрому.

— Чего давай?! – мягко говоря, ужаснулся я, отступая на шаг назад.

— Быстро, говорю, давай. – Старушка повернулась ко мне задом и наклонилась. Как я не рухнул в обморок, не знаю, наверное, вовремя успел зажмуриться.

— Вы это… вы того! Вы чё тут у меня перед постом охраны содеять удумали? – гневно возопил наряженный уланом бес, и я был с ним полностью солидарен – нельзя такими вещами заниматься где попало и с кем придётся. Уж в любом случае не здесь и не со мной!

— Иловайский! – обернувшись, прикрикнула бабка Фрося, так и не меняя угла наклона, – Я кого жду, а? Время идёт…

— Я не буду.

— Чего «не буду»? – Она на секунду выпрямилась, подумала и резко облаяла меня едва ли не матом: – Дубина твердолобая! От ить все вы, мужики, одной дрянью мазаны, одной извилиной думаете, на одну левую сторону всем достоинством машете! На меня залезай!!! Как на коня своего, а не на женщину! Хозяйка мне голову оторвёт, ежели в пять минут не доскачем. Она же всё видит!

— Так это ты, стало быть, Иловайским будешь? – опять вмешался бес, опуская ружьё. – Тогда шевели копытами порезвее, твой пропуск выписан, тебя во дворце ждут не дождутся.

Я вспомнил о том, что Катя в своей волшебной книге и вправду видит многое. Значит, прятаться бессмысленно, надо делать, что говорят. Тихо вздохнув и молча перекрестившись, я с места вспрыгнул на узкую бабкину спину, сжал коленями тощие рёбра и даже чуть было по привычке не дал шпоры. Старушка фыркнула, пристукнула лаптем землю и без разбегу пошла сквозь арку хорошей рысью!

— Не жалей плеть, хорунжий! – успел восхищённо прикрикнуть вслед бравый бес, салютуя нам из старенького ружьеца в воздух. Отметьте, первый раз на моей памяти охранники стреляли не в меня, а ради меня. Такое проявление уважения всегда приятно военному человеку, дядя мог бы мной гордиться…

По улицам Оборотного города я несся уже на молодой крестьянской красавице, подбоченясь, держа спину прямо и на ходу подкручивая короткие усы. Городская нечисть свистела и улюлюкала вслед, подбрасывала шапки, уступала дорогу, но ни разу не пыталась встать у нас на пути. Никого из знакомых, типа того же отца Григория, мясника Павлушечки или Мони со Шлёмой, видно не было, наверняка заняты своими делами. Кто в церкви, кто в лавке, кто по свежим могилам за костями шарится. Ну и ладно, буду нужен – сами найдут.

До медных ворот Хозяйкиного дома девица Ефросинья, не запыхавшись, доставила меня минут за десять. Конечно, на арабе было бы ещё быстрее, но и это весьма неплохая скорость. К тому же для рыси, а перейди старушка на галоп, так вообще небось о‑го‑го!

— Слезай, казачок, приехали!

— Благодарю за доставку, – гулко ответил знакомый голос, прежде чем я сполз с бабкиной спины, – С меня причитается, а пока свободна, Фрося!

— Слушаюсь, матушка, а тока испить бы… – Красотка жалостливо покосилась в мою сторону, облизнувшись так, что я вздрогнул. – Уж больно вкусно пахнет зараза энтот, свежим потом да мужским феромоном. Один бы глоточек кровушки, он и сам не откажет бабушке…

— Фрося, не заводи, – нежно выдохнули коротким пламенем львиные морды, – Ты же знаешь, мне тебя что орденом наградить, что урыть в глинозёме трактором «Беларусь» – однофигово! Я же стерва, каких поискать, забыла? Могу напомнить…

— Такое забудешь, матушка… У меня ещё с прошлого разу волосы на ногах не растут со страху, а ить я зимой без них мёрзну.

— Бесплатная депиляция – мечта всех женщин! – наставительно завершил голос. – Так ты уберёшься уже или как? Иловайский, заходи!

Я козырнул поскучневшей красавице, едва удержавшись, чтоб не похлопать её по шее, как резвую кобылу после хорошей езды. Уф, отродясь верхом на женщинах не катался, бывает же такое, кому из полка рассказать – не поверят…

Калитка медных ворот была не заперта, заходи как к себе домой. Ал с кие псы за оградой приветствовали меня восторженным лаем, словно любимого хозяина. Конечно, что им, их все боятся, с ними никто не играет, на прогулку не выводит, а много ли радости всю жизнь на цепи просидеть, поневоле осатанеешь. Вот и рады любому, кто в них живую душу видит. Я остановился, чтобы хоть минутку потрепать их по колючим загривкам, ласково постучать кулаком в зубы, подёргать зауши, уделить хоть какое‑то внимание. И только потом поднялся наверх, в кабинет Хозяйки…

— Разрешите войти? – Я поклонился полногрудой красавице в штанах и мужской рубашке, её волосы были связаны в узел на затылке, а пальчики что‑то настукивали в страницах волшебной книги.

— Уже вошёл, – довольно сухо приветствовала меня Хозяйка, хотя взгляд её был ласковый. – Садиться не предлагаю, разговор будет серьёзный. Ты чего творишь, скунс в папахе?

— Не знаю, а что это за зверь такой?

— Вроде белки, но крупнее, чёрный с белым, красивый, водится в Америке, но запах от него‑о… – охотно просветила Катя, не отрываясь от чудесного ноутбука. – Вот и от твоих делишек на кладбище такой запашок на всё наше царство, что уже и моё начальство пронюхало. Ты с кем там подрался?

— С каким‑то французом, – чуть насупился я. – А что плохого в том, что мы убрали эту недобитую тварь с нашего русского кладбища? Он же был опасен для людей…

— Он лежал мирно и никого не трогал, а социально опасен у нас ты! Ты его раскопал, вынудил сражаться, дотянул до восхода солнца и грохнул в природной среде. Между прочим, это был, как ты справедливо заметил, иностранец. То есть гражданин суверенной Франции, на допрос или арест которого ты никаких прав не имел. И если теперь у нашего института возникнут проблемы с парижским филиалом, то виноват во всём этом будет один мой знакомый хорунжий! Угадай, как его зовут?