И смотрят все на меня так ласково, что… О господи!
— Хватай его, тёпленького‑о‑о!!!
— Да ну вас к мамонту в дупло, – столь же душевно пожелал я, давая ходу.
Побегать в избытке сил и молодости по хорошей погоде с разными интересными препятствиями, уворачиваясь от неповоротливых сельских вурдалаков и доводя до визга молоденьких чертовок с задранными на ветру юбками, – это и сердцу весело, и здоровью полезно. За дедовскую саблю даже не хватался, смысла ни на грош, тут на каждой улице по десятку кровососов, если начну рубить – увязну на пятом‑шестом, а остальные со спины навалятся. Впрочем, и бегать долго тоже особенно не получится, один против целого города – не намарафонишься!
— Так… до церкви далеко… до Хозяйкиного дворца… ещё дальше… кабак… Кабак годится! Там тесно, все сразу не заскочат, а там и… Катенька подоспеет. Не может не подоспеть…
И, не тратя больше ни минуты на размышления, я пулей‑дурой влетел в гостеприимно распахнутые двери ближайшего питейного заведения. В два прыжка добрался до стойки, хлопнул по ней кулаком и на весь зал потребовал:
— Водки!
На меня нервно уставились два‑три завсегдатая, то ли опухшие мертвецы, то ли перекормленные утопленники. Но высокий бородач внешности Ильи Муромца (наделе низкий косой тип с неопрятной щетиной и невероятно широкими плечами) безропотно налил мне довольно чистую стопку и кивнул:
— На закуску чего‑с пожелаете‑с? Грибки‑мухоморы, огурчики с плесенью, расстегаи покойницкие, икра лягушачья али просто рукавчиком занюхаете?!
— Рукавчиком, – чуть отдышавшись, решил я. Знаем мы, из чего готовят на их кухнях, тут даже чисто вегетарианское в рот брать не стоит. Отравишься, к нежной радости повара, и будешь подан на блюде уже следующим посетителям…
— Ага! Вот где он! Думал в кабаке спрятаться, ан не выйдет! – В двери вломились три рогатых обормота с нечищеными рылами. – Вот те и хана пришла, казачок! Вот те и…
— Он, у меня водку кушает‑с, – как‑то необычайно спокойно заметил кабатчик, и в его руках из ниоткуда появились длинные изогнутые ножи.
Троица побледнела пятачками, затруднённо дыша розовыми сопелками.
— А‑а… когда докушает?
— Торопить не буду‑с.
— Ни‑ни, и в мыслях не было, мы за дверью подождем, – понятливо кивнули мои преследователи, скромно выходя задом.
Плечистый хозяин, не убирая ножей, обернулся ко мне, я быстро выпил, так же молча достал саблю, положил её перед собой и указал пальцем на опустевшую стопку. Мгновение спустя она была наполнена. Вот и ладушки, куда мне спешить, водка тут вполне приличная, Прохор из трубы не убежит, так что отдохну‑ка я пока здесь, дождусь, пока Катерина сама меня найдёт…
— А вы, поди, сам Иловайский будете‑с?
— Не без этого, – уклончиво ответил я. Ибо «сам Иловайский» – это мой дядя, а я так, всего лишь двоюродный генеральский племянник.
— Фамилия известная, вторая рюмка за счёт заведения‑с.
— Знатно, – с уважением кивнул я. – Присядете?
— За честь почту‑с, – Косой кабатчик выволок высокий табурет из‑за стойки и, усевшись рядом, охотно налил себе такую же ёмкость. – Смею полюбопытствовать: какими судьбами в наших краях‑с?
— По личному делу.
— Углублять не будем‑с, понятие имеем‑с. – Он чинно чокнулся и первым опрокинул стопку. – За ваше здоровье и удачу‑с!
Я на секунду прикрыл глаза, раздался скрип двери, тихий вздох, и что‑то мягкое садануло меня по руке, расплескав водку на пол…
— Хорунжий, мать твою! Ты чё ж творишь, а?! – На пороге впритык стояли мои старые друзья (знакомые упыри, приятели, бывшие враги, нынешние товарищи по счастью и несчастью) Моня и Шлёма. Последний в одном лапте, второй валялся рядом со мной, судя по всему, им в меня и швыряли.
— Я с лёгким раздражением отставил пустую стопку и демонстративно вытер капли с рукава.
— Ты с кем энто пьёшь? Это ж Вдовец! Ему человека отравить – раз плюнуть! «Вторая рюмка за счёт заведения»… Жить надоело, чё ли?!
— Палёная… – прозрел я.
Кабатчик с ненавистью глянул на упырей, высморкался на пол и без объяснений вернулся за стойку. Моня кинулся ко мне, а Шлёма к лаптю. Ну и что прикажете делать православному казаку, когда нечистая сила спасает его от верной смерти? И рад бы сразу в морду, по традиции, да ведь нельзя таким неблагодарным быть, пришлось пожать руки…
— А нас за тобой Хозяйка навострила, мы‑то в другом трактире сидели, поскромнее, но зато и побезопаснее. Чинно сидим, пироги с хрящами кладбищенскими трескаем, да тут из рога на стене как заорёт девичьим голосом: «Эй там, на барже, менеджеры по связи с общественностью, аллё! А ну резво ноги в руки и в марш‑бросок за Иловайским!» Моня говорит: да где ж мы его найдём? А нам: «В последний раз видела, как он к Вдовцу забежал!» Ну, думаем, раз к Вдовцу, так это, может, и впрямь уже последний…
— Катенька‑а, – умилённо пробормотал я, чувствуя, как сердце наполняется весенним теплом. Всё‑таки не забыла, не бросила на произвол судьбы, прислала хоть кого на подмогу.
Хозяин заведения вышел к нашему столику и молча поставил три рюмки. Упыри залихватски хлопнули не чокаясь!
— А вы… оно… отравлено же?! – вздрогнул я.
Спохватился, – хитро улыбнулся Моня. – У Вдовца, всем известно, кажная чётная водка – травленая, а кажная нечётная – чиста, ровно слеза цыганская! Тебе третью налили, нам по первой, чё бояться‑то? Пей смело!
— Воздержусь, пожалуй. – Интерес к алкоголю пропал мигом, играть на этом поле краплёными картами больше не было никакой охоты. – Расплачусь, и валим отсюда, у меня к Хозяйке два срочных дела. Во‑первых, Прохор застрял, во‑вторых, тут кое‑что ценное надо бы выкопа…