— Слушаюсь и повинуюсь. – Я изобразил турецкий поклон, поочерёдно касаясь ладонью сердца, губ, лба, и посыл всяческой благодати к собеседнику.
— Иди, – вежливо попросил дядя.
— Но…
— Иди, – ещё вежливее, но уже с нажимом добавил он, – Я тя знаю, раз в дверях застрял, значит, опять какую гадость сморозить хочешь. Иди от греха подальше…
Мне не оставалось ничего, кроме как выместись из горницы. Обидно, но на этот раз последнее слово осталось за ним. Не всё коту масленица, а дьяку попадья, бывает, что и поп не вовремя вернулся…
Я шагнул было за ворота, но тут же дал задний ход, там взад‑вперёд чинно маршировали местные жители, пытливо выясняя у случайно проходящих казаков: «А не ведаешь ли, служивый, который тут молодой Иловайский, негенерал?» Прямо на моих глазах два сотника вполне подробно описали мою внешность, так что проскользнуть незамеченным не удалось бы, какой ветошью ни прикидывайся. Придётся до темноты торчать у дядиного порога, сюда они не сунутся, побоятся…
Я вольготно уселся прямо на крылечке, развернув перед собой относительно небольшой кусок плотной жёлтой бумаги. Итак, что мы имеем? Часть самодельной карты с изображением столбовой дороги, поворотом Дона, тем же самым селом Калач, включая три или четыре крупных хутора, перелески, кладбище, испещрённое стрелками, какие‑то цифровые коды и невнятный текст на французском. Многие буквы и даже слова уже не читались, видимо, карта долгое время просто валялась на земле, палимая солнцем и поливаемая дождями…
Пожалуй, единственное, что можно с уверенностью прочесть, так это «…в Россию был авантюрой, армия… идти с золотом… вынуждены зарыть его… баскское заклятие на крови… больной зуб… демоны всегда голодны…». Всё остальное сплошные обрывки и догадки. Вот ещё нарисованы могилы с крестиками, предположительно кладбище. Большего ни от текста, ни от рисунков не добиться. Ну, дураку понятно, нам надо идти на кладбище и копать там, но где? Разрывать могилы нам сельчане не позволят, нарвёмся на очередной крестьянский бунт. А по ночи все местные сами на погост с лопатами рванут, ох и веселье будет, они ж до рассвета всю территорию по два раза вскопают – хоть засевай потом, чтоб даром не пропадала!
Дядюшкина загадка оказалась не такой простой. Как вообще французы сюда попали? Наполеоновская армия уходила совсем другим маршрутом, через сожжённый Смоленск, так чего эти уланы забыли в наших донских степях? Они же казаков боялись как огня! Странно, непонятно и подозрительно…
— Об чём призадумались, ваше благородие? – дружелюбно прогудел Прохор, заглядывая в ворота, с большим холщовым свёртком в руках. – А я вот пирожков вам горячих доставил, хорошие пироги тутошние старухи пекут да отдают за копеечку. Ужо побалуетесь домашним‑то…
— Садись. – Я подвинулся, точно знаю, что без меня он не ел. – Разворачивай, прямо тут и отужинаем.
— А в хату?
— Дядя не в настроении.
— Бывает такое, – Мой денщик не чинясь уселся рядом, вдвинув меня своей широкой спиной едва ли не в перила крыльца. – Вот, с картошкой да капустою, тёплые да вкусные, с пылу с жару, каждому пару! Не обляпайтеся, жирные, как немки…
— Кто?! – Я клацнул зубами и чуть не обжёг язык, откусив слишком большой кусок, потому что такой комплимент пирожкам слышал впервые.
— Да немки же, те, что в Германии проживают, – не смущаясь, объяснил Прохор, почёсывая бороду. – Уж я‑то их навидался по молодости, когда австрияков били. Смешливые бабы, белобрысые, толстые, с грудями да бёдрами, соблазнительные до крайности. У нас в полку потом многие казаки по‑немецки разумели: «я, я!», «майн готг!!» и «дас ист фантастиш!!!»
Угу, ну хоть теперь понятно, откуда мой дядюшка так хорошо «знает» немецкий. Мы душевно посидели, слопав всё под интимные воспоминания моего болтливого денщика, щедро подправившего сонную кровь Европы в полюбовнейшем соглашении, потому как лет эдак тридцать назад он был красавец хоть куда, хоть когда, хоть где и хоть как!
А после еды, вытерев жирные руки об сапоги (пусть блестят!), я поделился со старым казаком своим новым служебным заданием. Прохор выслушал меня чрезвычайно серьёзно. Я, кажется, уже не раз упоминал, что он всегда верит в меня больше, чем я даже сам. Это стимулирует, честно. К тому же именно ему, как человеку более опытному, и пришло в голову правильное решение…
— А может, тебе, паря, у Хозяйки совета попросить? Она вроде как девка неглупая, чародействам хитрым обучена, премудростями книжными владеет, да и в твою сторону не сердито глядит. Дорогу‑то знаешь, поди?
Знаю, ещё бы не знать… В Оборотный город ведёт множество путей, лично мне были известны сразу два – через кладбище и около леса, под могилой неизвестного почтальона. Даже не скажу навскидку, какая удобнее, у каждой свои плюсы, свои минусы.
Путь через кладбище покомфортнее, переходы красивые, вид на город тоже, но топать долго. Если воспользоваться могилой почтальона, то там добираешься за одну минуту. Короткое головокружение с приступом клаустрофобии и матюками во время перелёта в металлической трубе – и всё, почти сразу же пограничная арка, и вот он, Оборотный город!
Да и вопрос‑то, по сути, не в этом, а в том, что на этот раз меня туда не приглашали. А незваный гость у них не хуже татарина, но куда вкуснее…
— Ладно, схожу, – решился я. – Ты только дядюшке не говори, у него и так за сегодня стрессов по церковную маковку.
— Верно, сами сходим.
— Я один быстрее обернусь.
— Ага, как же! Козлёнок как от мамки отлез, так пошёл в лес, себя показать, волков напугать, маленькими рогами да пустыми мозгами… Вместе идём али никак!