Оборотный город - Страница 34


К оглавлению

34

Дрянной метёлке не хватило скорости, чтобы на полном ходу влететь в раскрытое Катенькино окошко, но вполне достало вредности, чтобы выкинуть меня туда резко подбросив задом у подоконника. Я чудом не расколотил все стёкла, рухнул на пол, два раза перекувыркнулся, сбил полку с книгами и красиво встал на одно колено, вытянув руку с турецким пистолетом.

— «Типа крутые копы»? – восхищённо прицокнула языком кареглазая красавица, с мокрой головой, от подмышек до бёдер закутанная в махровое полотенце. – А я тут душ принимаю, слышу, какой‑то Ромео в окошко лезет, накинула что было, вот даже газовый баллончик с «черёмухой» для приветствия взяла, ан… нет, не судьба побрызгаться!

— Прощенья просим. – Я с превеликим трудом отвёл от неё взгляд. – К вам это… сюда аптекарь не заходил?

— Анатоль Францевич? – Хозяйка на минутку повернулась спиной и так перезапахнула полотенце, что я едва не задохнулся. – Вроде нет. А что, должен? Или я ему должна? Я в тот день пьяная была, кому чего обещала, не помню… Ой, да не красней ты! Шутка! Не было никого, и ничего не было. Нужен мне твой аптекарь…

Договорить она не успела: свет в окне заслонила могучая фигура серой гиены. Дальнейшее описываю подробно, так как весь этот кошмар навеки запечатлелся в моей памяти…

Выстрелить я не успел – прыжок зверя на девушку был неуловимо быстр, меня буквально отшвырнуло в сторону. Торжествующий хохот аптекаря заполнил комнату:

— Всё, конец власти женщины… всё! Хочу… Да на, легко!

— В Катиной руке появилась цилиндрическая штучка, из которой прыснула направленная струя мелких брызг, оросив оскаленную морду зверя.

Гиена взвыла так, что с потолка посыпалась побелка, вверх взлетели белые листы бумаги и адские псы во дворе испуганно заскулили…

— Стерва, стерва негодная‑а‑а! – дребезжащим фальцетом завизжал аптекарь, пытаясь стереть Хозяйкиным полотенцем жгучую жидкость.

Я вновь вскинул пистолет, и на щелчок курка зверь метнулся обратно в окно, но не успел – грохнувший выстрел заполнил помещение дымом и пороховой гарью! Когда всё рассеялось, гиены на подоконнике уже не было…

— Я попал в него, я попал!

— О да, ты попал, Иловайский, ты даже сам ещё не понял, как ты попал! – едва не задыхаясь от ярости, прорычала АБСОЛЮТНО голая Катенька.

В своём воодушевлённом энтузиазме я как‑то не сразу понял, что Анатоль Францевич рухнул вниз, с мордой, обмотанной её полотенцем, тем самым, в котором она вышла из какого‑то душа. В смысле из бани, наверное, но не это важно…

— Я тебя убью, – со слезами в голосе зачем‑то пообещала Катя, хотя я честно зажмурился и на ощупь пытался удрать. Это удалось мне не сразу, ушибся лбом, отбил о косяк мизинец левой ноги, но глаз не открыл: себе дороже. Поверьте…

Я скатился вниз по лестнице, на ходу взводя курок второго пистолета, но, увы, ожидаемого мёртвого тела нигде на мостовой не обнаружилось. Только кровавые пятна, брошенное полотенце и три‑четыре отпечатка лап, уже размазанные и удаляющиеся в направлении площади. Хреново и обидно, не знаю, чего больше…

— Уф, загонял ты нас, хорунжий. – Из‑за угла едва ли не выползли умотанные в хлам Моня и Шлёма. Видок у ребят был как у скаковых лошадей, пришедших на финиш первыми, но так и не понявшими – зачем бежали? Им‑то чего с этого?! А ничего, кроме физы в пене и задницы в мыле…

— Парни, куда аптекарь ушёл?

— Удрал на всех четырёх в образе человечьем! – отдышавшись, доложили упыри, – Видать, наверх ломанулся, в Оборотном городе ему теперя жизни нет!

— Его надо догнать! Где моя метла, не видели? – в порыве охотничьего азарта вскричал я.

— Ретивый у нас казачок, – подумав, заявил Шлёма, – Один раз у ведьмы метёлку одолжил, не познакомившись даже, и уже его она! Метёлка в смысле. Хотя, может, ведьмочка тоже, да тока Хозяйка заревнует…

— Кто? – не поверил я и тут же словил по башке выброшенным из окна помелом.

— Благодарствую, – только и успел порадоваться я, как из того же окна посыпались на мою бедную голову: два тяжеленных фолианта, заварочный чайник, табурет, подушка, флакон с духами, три помидора подряд, одна тарелка и красная туфелька с острым каблуком! Только успевай отскакивать…

— Я убью тебя, Иловайски‑и‑ий! – За подоконником мелькали мокрые Катины волосы и обнажённое круглое плечико.

— Эта точно убьёт, – предупредили Моня и Шлёма. – Валил бы ты отсель, хорунжий. Метла вывезет, гони по той же трубе, а мы прикроем!

Я даже не успел пожелать им удачи, как выпавший маленький книжный шкаф с треском накрыл Моню по маковку. Да, такая женщина в гневе просто неуправляема. Кстати, фигура у неё обалденная, надо будет непременно жениться! При случае, если повезёт и доживу, что не факт, но вдруг, мало ли…

— Держитесь, братцы! – совершенно не к месту прокричал я, ибо какие ж они мне братцы, коли упыри и кровопийцы?! А‑а, неважно, единым махом прыгнув на задрожавшую от предвкушения погони метлу, я дал шпоры. Фигурально выражаясь… – До чего же любо!

Помело, словно норовистый арабский жеребец моего дядюшки (скотина, каких поискать, но я привык), споро несло меня, не спрашивая направления и не размениваясь на указания скорости, не заботясь о моём удобстве, не задумываясь о важности всего предприятия и ничего не предпринимая для ускорения всего процесса…

А смысл? Ну влечёт меня куда‑то волей рока, так надо лишь поверить, что всё это в «руце Божьей», и дело с концом! Кто я такой, чтоб спорить с Божьим провидением?! Да никто! Вот и не спорю, а скромненько иду туда, куда ведёт меня неумолимая казачья судьба, настроенная на то, чтоб всегда подбрасывать детям своим самые неожиданные испытания и искушения.

34