Оборотный город - Страница 32

— Э‑э, чем могу служить, дамы и господа?

— Упс… – разом стушевались мы, потому как дам среди нас точно не было – Добрый день, Анатоль Францевич, не позволите ли войти?

— Милости просим, – Он гостеприимно распахнул дверь, поклоном приглашая нас в аптеку, – Неужто ко мне пожаловал сам Иловайский? Ваше имя гремит по всему Оборотному городу, но лично видеть покуда чести не имел. Хотя наслышан, наслышан…

— Мы ненадолго, – широко улыбнулся я, взводя курок и упирая пистолетный ствол в живот аптекаря. – Не надо тратить время на фантазии, просто расскажите нам, где и почему вы прячете зверя?

— Э‑э, что за… ваши действия незаконны!

— А ну цыть, трубка клистирная, пластырь перцовый, микстура бледная! – без напоминаний во всю глотку завёлся Шлёма, – Колись на месте, шприц потёртый, куда гиену рыжую сныкал? Зачем охранника безвинного завалил? Чего на саму Хозяйку своего питомца спустил? Думал, на тя уже и управы нет?! Ан хренушки! Вот они мы! И не абы как, а с уликами! Хорунжий, засунь‑ка ему в длинный нос ту шерстинку, а?!

— Господа, господа, я ни в чём не виноват! – Тощий старикашка завертелся, как уж на сковороде, – Какая шерсть? Какой зверь? Всё это нелепые инсинуации, лишённые даже самой элементарной доказательной базы. Я честный гражданин и законопослушный налогоплательщ…

— Нашёл, – негромко оповестил всех Моня. – Глянь‑кась, Иловайский, откуда у него такое в доме?

Перед опешившим хозяином аптеки брякнулись на пол: жестяная миска с обгрызенными краями, толстая собачья цепь, ошейник с острыми шипами и недообглоданные берцовые кости, раздробленные с одного конца мощными челюстями. Как бы ни выдавались клыки у самого Анатоля Францевича, ему такие мослы были явно не под силу…

— Будем говорить?

— Будем… – опустив голову, прошептал старик. – Я не виноват, я не хотел, чтобы так получилось… Но щенок был так мил…

Сбивчиво и неровно аптекарь поведал нам короткую, но удивительную историю. Как и многие жители Оборотного города, этот местный эскулап периодически выбирался на поверхность, приурочивая выходы в свет ко времени праздников, ярмарок и народных гуляний. Православные в такие дни особенно беспечны, а пьяные да дрыхнущие люди всегда являются лёгкой добычей нечисти.

Впрочем, сам Анатоль Францевич большой физической силой не отличался, так, открывал ланцетом кровь и тихонечко ждал, пока жертва заснёт уже навеки. Вот в одну из таких ночей, кружа поблизости от бродячего цирка, он услышал жалобный писк в кустах…

Это был детёныш африканской гиены. Видимо, малыш каким‑то образом сумел сбежать от жестоких циркачей, выставлявших его в клетке на потеху толпы. У щенка была сломана лапка, он едва дышал от голода, и у меня вдруг что‑то перевернулось в сознании…

В общем, старик забрал детёныша с собой, пытался выходить и откормить. То есть, по сути‑то, совершал абсолютно благое дело, но, увы, организм зверёныша был слишком ослаблен, и он быстро угасал на глазах. Тогда научный склад ума аптекаря подсказал ему оригинальное, хотя и рискованное решение. Он на добровольной основе получил через знакомых кровь оборотня и напоил ею малыша. Щенок вылакал всё до капли и уже на следующий день бодренько встал на кривенькие лапки…

— Малыш рос очень послушным и милым, до определённого момента я и не предполагал, какое чудовище может из него получиться. Однако через месяц вдруг он ни с того ни с сего перекинулся в человека! В сумрачного, закрытого, злобного подростка, презирающего меня за слабость и быстро ставшего хозяином в моём собственном жилище…

Анатоль Францевич ещё как‑то пытался контролировать своего питомца, сажая его, спящего, на цепь со строгим ошейником и не выпуская за пределы дома. Его власть окончательно рухнула, когда повзрослевший щенок гиены научился говорить и управлять своей силой, перекидываясь в человека в любое время по собственному желанию.

— Тогда я решился на последний отчаянный шаг – я вывел его на поверхность и дал понюхать след чумчары. Мне казалось, что таким образом я направлю его кровожадный нрав в выгодное всем направление, а заодно и сам избавлюсь от этого самодовольного хищника. Мне и в голову не могло прийти, что он умудрится найти дорогу назад, в Оборотный город…

Мы его не перебивали. В конце концов, вся эта история была банальна и предсказуема, такова печальная судьба всех интеллигентов, пытавшихся подменить домашним воспитанием истинную природу живого существа.

— Зачем он отрезает мизинцы?

— Думаю, чтобы показать мне, продемонстрировать, так сказать, свои охотничьи трофеи.

— Где он сейчас?

— Не знаю… – Аптекарь устало вытер рукавом набежавший пот и повторил: – Честное слово, не знаю, господа! Единственно могу предположить, что он всё‑таки вернётся сюда, и вернётся в ближайшее время… Но скажите, Хозяйка жива? Он не причинил ей зла?!

— Жива‑живёхонька, чё с ней станется, пока хорунжий рядом! – хвастливо выпятил грудь Шлёма, а Моня пустился уточнять у меня:

— Что теперь‑то делать будем, Иловайский? Тут сидеть или бегать за зверем по городу? А может, попробовать ловить его на живца? Обмажем чучело кровью чум‑ чары да выставим на площади, он запах учует, набежит, тут ты и пальнёшь с двух стволов!

Затея не худшая, поразмыслив, прикинул я. Весь город не обскачешь, сюда он вернётся или не вернётся, тоже бабушка надвое сказала. И потом, как его здесь ждать? Устроить засаду в пустом доме за прилавком с пилюльками?

— Пообещайте мне не убивать его… – тихо попросил старый аптекарь. – Я всё понимаю, если он сам нападёт на вас и другого выхода не будет, то… Но, молодой человек, поверьте, он мыслящее существо, попробуйте хотя бы поговорить с ним. Быть может, он прислушается к словам своего ровесника, ему нравится убивать, он может стать самой надёжной зашитой города! Если же нет, что ж…